Наутро разбудил меня Тихон. Не, нормально, да? Откуда у него здоровья столько? Ведь литра полтора крови потерял. Слаб, конечно, но стал пытаться выполнять свои обязанности. На ногах еле держится (но держится), выясняет, понимаешь, чего мне на завтрак желательно.
При женщинах я обычно не матерюсь, но как только до моего просыпающегося сознания дошли первые биты излагаемой слугой информации, то хозяйки дома не постеснялся... Громко и вычурно - сам не представлял, что так умею. Видели бы и слышали своего педагога сейчас мои ученики из конца двадцатого века - проблемы с дисциплиной на уроках химии одной из рижских школ не являлись бы актуальными лет несколько.
Уже через десять секунд Тихон лежал под одеялом и испуганно хлопал ресницами.
Ещё на протяжении минуты я, весьма доходчиво, разъяснил своему единственному крепостному, что вставать в ближайшие пару дней, он имеет право только по нужде.
Но, отдышавшись и собравшись с мыслями, понял, что радуюсь: если уж встал на второй день - дело идёт на улучшение. Через денёк можно трогаться дальше.
Местный "полицейский" по поводу моего слуги в курсе, но всё-таки бумаженцию Тихону выправить надо. У мельника таковой не оказалось. В смысле бумаги. То есть вообще - чистых листов в данном месте проживания трёх жителей Российской Империи не имелось. И у меня с собой тоже. Пришлось очередной раз раскошелиться, чтобы послать сына мельника за банальными канцелярскими принадлежностями.
А на следующий день я уже отправлялся в Тулу. Тихону приказал ещё минимум два дня соблюдать постельный режим, а Петрякову за этим проследить. Ну и о соответствующем вознаграждении, если мой слуга выздоровеет, напомнил.
Дальнейший путь к новому месту службы прошёл без приключений, но вот прибыв в российский "Город Мастеров" и добравшись до пункта назначения я слегка ошалел:
Имелся некий периметр, огороженный высоченным забором с одним единственным входом возле которого бдительно несли службу двое пехотинцев.
Узнав о цели моего "визита" и мельком глянув на бумаги, один из них тут же просочился за ворота, а второй сурово смотрел на меня, ничуть не смущаясь офицерского мундира.
Не прошло и минуты, как вместе с первым солдатом вышел некий поручик и, проверив документы, кивнул и приказал караульным пропустить меня внутрь ограждения.
Кажется, мои идеи Барклай оценил, и я прибыл в первую в истории России "шарашку"...
Оставив меня на пороге явно "свежесбацаного" домика об одном этаже, офицер нырнул за дверь, но достаточно быстро нарисовался обратно и пригласил войти.
Несколько метров по коридору и я вошёл в кабинет, где меня поприветствовал артиллерийский подполковник:
- Здравствуйте, уважаемый Вадим Фёдорович. Заждались вас уже. Рад вашему прибытию и знакомству с таким выдающимся учёным, - хозяин кабинета протянул мне руку. - Засядько Александр Дмитриевич.
Мой новый начальник был среднего роста, с совершенно неярким, но приятным и открытым лицом. Слегка кучерявящиеся тёмные волосы с небольшой рыжинкой... И как бы нечего больше сказать - обычная славянская внешность, глаз ничего не цепляет, но в целом впечатление очень благоприятное. А ещё Георгий четвёртой степени, значит настоящий боевой офицер.
- Во-первых, поздравляю вас чином штабс-капитана, - огорошил меня подполковник, - приказ на производство пришёл ещё позавчера.
- Благодарю, - ещё раз пожал я руку Засядько, - прошу простить опоздание - дорожные неприятности.
- А что случилось?
Вкратце пришлось рассказать о произошедшем, что произвело впечатление на собеседника, но он поторопился перейти непосредственно к делу:
- Меня приказом самого министра выдернули из турецкой войны, дали достаточно чёткие, но не совсем понятные инструкции, которые я, тем не менее, выполнил: построена лаборатория, прибыли пятеро химиков из различных городов, завезено немало всевозможной химической дряни и посуды, всё это окружено забором и взято под тщательнейшую охрану... А теперь, извините, просто сгораю от нетерпения: ради чего это всё?
- Видите ли...
В общем, рассказал я о бездымном порохе и новых пулях. Некоторое впечатление на подполковника это произвело, но, кроме того, на лице читалось ещё и некоторое разочарование.
- Всё это очень хорошо и перспективно, но я, честно говоря, не совсем понимаю: зачем потребовалось моё участие? Я ведь артиллерист, а пушками вы заниматься вроде бы не собираетесь.
- Так не я же вас назначал, Александр Дмитриевич.
- Это понятно, но несколько неприятно - руководить тем, в чём не очень-то разбираешься...
А вот тут у меня и всплыла некая идея из далёкого "загашника" сознания.
- Знаете, пожалуй, я смогу предложить ещё и кое-что, представляющее интерес и для артиллериста. Только дайте мне сначала наладить производство пороха, хорошо?
Это я зря. То есть по загоревшимся глазам своего начальства сразу понял, что "живым" оно меня теперь не отпустит - придётся "колоться". Не зря я в своё время попросил Барклая подключить к проекту именно этого "энтузязиста", который, дай бы ему Господь долголетия Мафусаилова, мог Россию ещё в девятнадцатом веке чуть ли не в космос вывести... Загибаю, конечно, но действительно - первый российский "ракетчик" реальной истории этот самый Александр Дмитриевич Засядько.